Секция «Медиакоммуникации в мировой политике: новые тенденции»: Сессия «Глобальная трансформация современного общества»
Сложившаяся за последние триста лет мировая цивилизационная структура, характеризующаяся делением на страны ядра и страны периферии, переживает в последние десятилетия глубокий кризис. Одна его составляющая – бурное развитие современных технологий во многих государствах бывшей периферии и одновременно депопуляция и старение населения традиционного ядра. Вторая составляющая – стремительное сокращение в странах ядра доли населения, занятой в традиционных отраслях экономики. Вслед за аграрным сектором, где общая занятость населения составляет сегодня всего 5-6 %, быстрыми темпами сокращается и доля населения, занятая в отраслях традиционной индустрии. Причем эти сокращения не смогут восполнить новые отрасли экономики, за которыми в последнее время закрепилось общее название креативная индустрия (туризм, наука, искусство, образование, здравоохранение и ряд других). Это ставит перед странами ядра совершенно новые социальные проблемы.
Н. Г. Багдасарян (доктор философских наук, профессор кафедры информационного обеспечения внешней политики факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова) выступила с докладом на тему «Нерасколдованное будущее глобальной гибридной реальности: шаг в матрицу или «дивный новый мир»?». Докладчик подняла вопрос о потенциале и рисках глобальной гибридной реальности.
Проблема будущего волнует всех – и создателей такой реальности, и обывателей, в головах которых смешались образы, сконструированные писателями-фантастами, и реальные возможности электронных технологий. Важно, что совмещение дополненной и виртуальной реальности трансформирует наш опыт и меняет способ смотреть на мир в целом.
Название доклада отсылает к немецкому социологу Максу Веберу. Он описывал процесс перехода от традиционного общества к современному посредством понятия «расколдовывания»: мир секуляризируется, демифологизируется, лишается магических и религиозных чар и превращается в научно и рационально познаваемую действительность. Сегодня мир как бы вновь совершает переход, но уже в обратном направлении. Новые, гибридные формы реальности делают мир будущего все более непредсказуемым.
Гибридная реальность отвоевывает все новые пространства. На слуху – гибридные войны как сочетание регулярных и иррегулярных форм ведения боевых действий, формирование киберподразделений, использующих цифровые и информационных технологии в интересах силовых органов. Теперь мы используем это понятие применительно к формам обучения в школах и профессиональных учебных заведениях и говорим о гибридных офисах как новой нормальности, как рабочей среде – совместной работе распределенных команд.
В этом же направлении движется и искусственный интеллект. Сегодня создаются когнитивные гибридные системы поддержки принятия решений и прогнозирования, в т.ч. в международных делах. Может быть, посредством оптимального сочетания естественного и искусственного интеллекта решения глобального уровня, касающиеся миллионов людей, не будут приниматься по катастрофическому сценарию?
И все же, наряду с оптимизмом, сопровождающим открывшиеся почти безграничные возможности гибридной реальности, тревожит ум вопрос о рисках и негативных следствиях бытия в этом «дивном» мире. А человек, включенный в такую реальность и ставший ее частью? Он по-прежнему человек, или уже матрица, подчиненная запрограммированному алгоритму? Эти, отнюдь не праздные вопросы становятся сегодня остроактуальной повесткой дня.
В докладе И. Н. Дубовской (кандидата культурологии, доцента кафедры информационного обеспечения внешней политики факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова) «Креативные индустрии как ресурс мягкой силы РФ: возможности и барьеры» оценивался потенциал креативных индустрий как инструмента публичной дипломатии.
Творческие предприниматели – герои нашего времени. 2021 год объявлен ООН Международным годом креативной экономики в целях устойчивого развития. Креативные индустрии (КИ) – это растущая отрасль экономики, область социально-культурных практик, инструмент развития человеческого капитала, драйвер для развития бренда территорий, ресурс «мягкой силы» государства. Начиная с 1998 года, креативные индустрии интегрированы в повестку публичной дипломатии более 80 стран и городов: Creative London, Creative Berlin, Creative New York, the 11th five-year Plan for creative industries in Shanghai, Cool Japan Strategy, Creative Britain, Creative Europe. С 2021 года РФ переходит к системной поддержке креативных индустрий. Креативные индустрии обладают потенциалом «мягкой силы» и в Российской федерации. КИ создают информационные поводы, становятся героями публикаций.
Представители креативных индустрий активны в социальных сетях, генерируют контент, заинтересованы в интерактивности и вовлечении аудитории, творят мифы и легенды сегодняшнего дня. Создание международных проектных команд и креативных цифровых кластеров – эффективный канал по созданию позитивного имиджа России. Однако креативные бизнесы не интегрированы в повестку фондов-операторов публичной дипломатии, недостаточно налажено взаимодействие между государственным сектором, бизнесом и гражданском обществом. Инфодемия и рекордно низкий уровень доверия к государству, медиа, бизнесу и НКО, зафиксированный в 2020 году в России Edelman Trust Barometer, также создают барьеры для эффективного взаимодействия. Цель доклада – выявить точки соприкосновения креативных индустрий и публичной дипломатии, запустить процесс генерации идей в рамках научного сообщества.
А. И. Музыкантский (кандидат технических наук, профессор, зав. кафедрой информационного обеспечения внешней политики факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова) в выступлении «Запад и Россия: противостояние цивилизаций» рассмотрел цивилизационные аспекты противостояния России и Запада.
Суть сегодняшних отношений России с Западом составляют напряженность, подозрительность, ставка на силу. Даже в вопросе борьбы с пандемии мы видим не кооперацию и сотрудничество, а еще один аспект противостояния. Нет недостатка в заявлениях, что сейчас отношения между Россией и США находятся на самом низком уровне за всю историю.
Между тем, подобные отношения между Россией и Западным миром существуют уже несколько веков, по крайней мере, со времен Ливонской войны XVI века. Уже тогда начала между ними складываться система отношений, которую сегодня культурологи называют социокультурным или цивилизационным противостоянием, а политологи – противостоянием геополитическим. А глава МИД РФ утверждает даже, что подобные взгляды уже «много веков сохраняются в наших генах».
При этом процесс формирования отношений недоверия и противостояния России и Запада – процесс взаимный. С момента формирования на востоке Европы Московского государства (а это тот же ХVI век) - обеспокоенный Запад был объективно заинтересован в его ослаблении независимо от природы и форм его системы управления.
Несколько веков взаимодействия в обстановке противодействия и взаимного недоверия привели к тому, что сегодня взгляды России и Запада расходятся даже по самым базовым вопросам. Так, Россия продолжает мыслить международные отношения в категориях гегемонии, сюзеренитета и подчинения. Именно такое понимание однополярности сформулировано в мюнхенской речи Путина. А это противоречит представлениям Запада.
В этих условиях попытки достичь стратегические договоренности о новом установлении нового глобального миропорядке вряд ли имеют шансы на успех. Это подтверждается и в новой Стратегии национальной безопасности РФ, которая исходит из того, что «противоборство России с Западом приняло затяжной и долговременный характер».
Еще меньше шансов на изменение акцентов политики правящей элиты России, с целью формирования длительной, рассчитанной на десятилетия, стратегии самостоятельного развития. Между тем, задача разработки подобной стратегии представляется критически актуальной, а время для ее решения стремительно сокращается: запасов нефти в России хватит как минимум на 30 лет, газа — на 50,- заявил 29 ноября вице-премьер РФ А. Новак.
Это лишь одна из причин, по которой тема перехода от конфронтации с Западом, насчитывающей 600 лет, к долгосрочной, рассчитанной десятилетия, стратегии самостоятельного развития России должна стать главной.
В выступлении М. Ю. Урнова (доктора политических наук, профессора НИУ «Высшая школа экономики») «Мировая система на переломе» получил освещение вопрос о трансформации мирового порядка, а также возросшем влиянии Китая и Исламского мира.
Мир вступил в эпоху глобального кризиса – кризиса цивилизации, которая начала обретать более или менее четкие контуры примерно в середине XV века и окончательно оформилась в XIX веке.
В терминах мир-системного анализа этот кризис может быть описан как постепенная утрата Ядром мир-системы (совокупностью стран, часто именуемая Западом) способности определять глобальную политическую, экономическую и культурную динамику и служить странам Периферии (остальному миру) примером для подражания.
В перспективе кризис приведет к возникновению новой мир-системы с новой конфигурацией Ядра и Периферии. В настоящее время кризис находится на начальной стадии, когда ещё не вполне четко просматривается конфигурация нового Ядра, хотя присутствие в нем Китая и сегодня достаточно очевидно.
Не стоит думать, что цивилизационный кризис каким бы то ни было образом благоприятен для России. Географически Россия представляет собой «пограничье» слабеющего Ядра, которое отделяет его от наиболее активных зон роста Периферии – Китая и Исламского мира.
Китай и Исламский мир имеют как территориальные претензии к России, так и претензии к её статусу в мировой политике.
Вопрос о том, каких именно событий в ближайшие 2-3 десятилетия следует ожидать в отношениях между Россией и её ближайшими соседями по Периферии, нуждается в специальном исследовании. Но то, что ситуация будет неспокойной, ясно и без исследования.
Е. А. Кувыркова (старший преподаватель кафедры информационного обеспечения внешней политики факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова) в своем выступлении «Трансформация ценностей в эпоху пандемии» подняла вопрос о ценностном кризисе, накрывшем мир в связи с пандемией. В докладе было намечено шесть основных тенденций, определяющих ценностный ландшафт современного мира. Во-первых, национальные правительства оказались перед необходимостью балансировать между ценностью человеческой жизни и традиционной ценностью экономического развития. Проблема неравенства как на национальном, так и на глобальном уровне получила новое прочтение в связи с пандемией, так как неравенство порождает большую уязвимость менее успешных групп общества, что серьезным образом сказывается на их психологическом состоянии, которое имеет обратную корреляцию с согласием с политикой правительства и с готовностью следовать властным предписаниям. Меры, принимаемые большинством государств для ограничения заболеваемости, включая введение ковид-паспортов, кьюар-кодов, ограничение свободы передвижения и, особенно, использование цифровых инструментов отслеживания и контроля, вызвали новые дискуссии о соотношении базовых ценностей свободы и безопасности, подводя нас к разговору о необходимости нового (цифрового) общественного договора. Инфодемия должна была бы донельзя заострить вопрос о ценности истины и ее критическом значении для общественного здоровья. И, как следствие, о наполнении соцсетей и их деструктивном воздействии на национальные и глобальные процессы. Еще одним трендом является пересмотр ценности прошлого, которое ныне трактуется не как полезный опыт, позволяющий нам сделать мир более справедливым, открытым и успешным, но как склад артефактов, предъявляемых по требованию ради получения моральных, а вслед за ними и денежных репараций. Что, в свою очередь, дает нам новое прочтение последствий общества потребления и выводит на идею о необходимости и возможности перехода от материальных к постматериальным ценностям.
Проявленная динамика ценностных установок и конфликтов современного общества говорит о том, что никакого принципиально нового пост-ковидного мира нет и не будет, так как пандемия всего лишь актуализировала уже присутствовавшие в ценностном измерении тенденции. Может быть мир пост-материальный, поставивший в центр своего развития человека и его интересы. Однако сбудется ли такая перспектива зависит от того, станут ли указанные ценности главным ориентиром и императивом деятельности или же останутся не более чем инструментом, используемым элитами для легитимации решений, приносящих им политические и экономические дивиденты.
